меланхолия доктора йозефа

[marooarchive]

это таки будет серия драбблов, я понял. или обычных фиков. что-то оно большое слишком выходит, для драббла-то.

название: Если не дунуть, чуда не произойдет.
пейринг: нет его, только нежная мужская дружба.
рейтинг: детский (если не учитывать специфики сеттинга).
жанр: рпс, сериал, трэш, ау, оос, чотамещевоправданиеможно. Возможно, юмор (мне смешно не было, но кто вас знает, оно все так умилительно).
дисклеймер: я никого не имею.
ворнинг: ворнинговый! мой чорный юмор такой чорный, что когда я читаю паланика, я смеюсь. нувыпонели. в общем пошлость и безвкусица. не читайте.

- А для следующего номера мне понадобится доброволец!
Зал одобрительно загудел апплодисментами. В гудении можно было разобрать "смертельный номер, сейчас будет смертельный номер!"

Герман засунул нос в стопку шнапса. Шнапс пах.
Профессор поморщился и выпил одним глотком. Надо было заказывать водку. Или принести спирт с собой из лаборатории.

- Я, я! - запрыгал на стуле раскрасневшийся бородатый мужчина. - Выберите меня!
Все засмеялись.
На сцену вывели молодую женщину в блестящем, обтягивающем все косточки, купальном костюме. У нее под глазами залегли глубокие тени, обескровленные (Герман знал, что обекровленные, он видел таких тысячи раз) губы накрасили блестящей, жирной губной помадой. На трясущихся руках у нее были перчатки, а на ногах мягкие балетные туфли. Зал снова заапплодировал.
- Вот и наш доброволец для смертельного номера! - фокусник вскинул трость. - Уложите.

Герман не стал смотреть как женщину укладывают на каталку, завязывают ей глаза, накрывают двумя коробками (такими же блестящими, как и ее костюм), и даже закрыл ладонями уши, чтобы не слышать барабанной дроби.
Свет приглушили, оставив только один софит направленный на сцену.
Какая пошлость.
Герман убрал руки от ушей и начал катать стопку по столу. Как же хорошо, что он сел позади всех, что никто не может его видеть, и никто не будет потом спрашивать, "доктор Восс, вам не понравилось представление? Вы совсем не смотрели на сцену! Вы катали стопку по столу!" Конечно, не понравилось.
Он ненавидел эти рождественские праздники.

Под тревожную музыку приглашенного оркестра, фокусник разломил свою трость, и она оказалась замаскированной пилой. И он начал пилить.
Лицо женщины не выдавало ее волнения - казалось, что ее вообще это не касается.
Герман бросил короткий взгляд в ее сторону и решил, что она уснула.

"Это какой-то кошмар," - подумал Восс, слыша скрежет металла о кость позвоночника. Его удивляло то, что больше никто этого не замечает. Это было отвратительно.
Барабанщик в звенящей тишине обрвал ритм ударом по крэш тарелке. Ассистенты развели половинки каталки, коробки, а с ними - и женщины, с отчетливым хлюпом. На пол потекла кровь, из левой половины женщины вывалилась кусками подвздошная кишка, в зале зашептались: "распилил, распилил, действительно распилил!"
И восторженно заапплодировали.
- Следуюшим номером нашей программы... - начал конферансье, но Восс не стал его слушать, он хотел уже идти спать.

- Ну и что, что распилил, - он не уследил за катящейся стопкой, и она разбилась. - Он каждый день это делает.
- Что я каждый день делаю? - с инетересом спросил неведомо как возникший рядом со столиком Йозеф.
- Распиливаете женщин. И мужчин. И детей, - Восс с некоторым отвращением посмотрел на забрызганные кровью рукава взлохмаченного доктора, который даже не успел переодеться из своего костюма. - Вы хоть в курсе, что когда фокусник говорит "а сейчас я распилю эту женщину пополам!", он совершенно не собирается ее распиливать? Это фокус, Йозеф. Ее не надо было резать.
- Но я же не фокусник, Герман, чего вы от меня хотите? - развел в стороны руки доктор Менгеле. - Я всего лишь хирург, я умею только резать. Вот, выпейте, вы неважно выглядите. - Он протянул початую двухсотпятидесяти-грамовую бутылку водки. - Из гримерной вынес.
- Вы еще и вор! - содержимое бутылки быстро исчезло в глотке анатомиста.
- Ничего я не вор, она бесхозная стояла. Закусывайте, закусывайте, - в пальцах магическим образом появилась шоколадка, которая тоже быстро исчезла, и Йозеф наконец сел за столик.
- Вор, - жуя шоколад пробурчал Герман. - Вы и шоколад наверное оттуда же вынесли. Но не сбивайте меня с мысли! Я возмущен, Йозеф, я был о вас лучшего мнения. Даже здесь мне было слышно, как вы ... как хрустел позвоночник! Какая безвкусица.
- Шоколад?
- Ваш номер! Зритель не должен знать, что делает факир! Могли бы распилить ее заранее!

Но на сцене танцующие кардебалет полуодетые дамы сомнительного поведения только что подскользнулись на луже крови, которую никто не догадался вытереть, и поэтому возмущение было отложено (происходившее было слишком забавно) ровно до того момента, как на сцену снова вышел конферансье.

- Господи, Герман, да что с вами такое? Вы себя хорошо чувствуете? - неподдельное сочувствие выражали поднятые брови и наклон головы. - Вчера вы ничего не имели против того, что я распиливаю женщин, мужчин и детей.
Герман отвел взгляд. Конечно, он не имел ничего против вчера. Вчера же было не рождество.
- Ну же, Герман.

Полуодетых дам сменил хор поющих гитлерюгендовцев.

- Это все эти гребаные праздники. Йозеф, я хочу домой, в университет, вы представляете? Я вообще не знаю, что я здесь делаю, - профессор грустно покосился на юных арийцев. - Это какой-то сюрреализм. Пошлый, безвкусный сюрреализм. Вы видели этот кардебалет? Вы видели эти тощие ножки? Где они таких только понабрали...
Менгеле улыбнулся и сложил ладони так, будто что-то спрятал в них.
- Дуйте.
Герман с сомнением посмотрел на конструкцию из пальцев.
- Дуйте, Герман. Если не дунуть, чуда не будет.
И Герман дунул, и ладони раскрылись, обнажив...
- Но тут же ничего нет! - возмущенно и растерянно воскликнул Восс.
- Конечно, нет. Я же не фокусник, - Йозеф почесал в затылке и встал. - Понимаете, Герман. На самом деле, чуда не будет, даже если дунуть.

Восс застыл с приоткрытым ртом, а потом рассмеялся.

- Работа к свободе не ведет? - смущенно уточнил аллюзию Восс.
Йозеф помрачнел.
- Чуда вообще не будет, Герман. Совсем. Для всех, понимаете? Прекратите жаловаться и веселитесь, пока можно.
- Что это вы так пессимистично? - индиферентно удивился доктор. К чужим проблемам он был куда менее чувствителен, чем к своим.
- Работа, - размыто отмахнулся Менгеле. Он тоже не любил рождество.